– Про Вестхэвен предоставь думать мне самому, – твердо произнес Седрик и обнял меня. Его присутствие дарило мне спокойствие и чувство надежности. – Тебе надо будет только явиться утром на свадьбу. Я понимаю, ты будешь жить не в той роскоши, к которой привыкла, но Николас станет тебе хорошим мужем. Ты будешь под его защитой.

– Зачем мне роскошь! – воскликнула я. – Я смогу быть хозяйкой скромного дома. Я буду милой спутницей Николаса и стану сопровождать его на светских мероприятиях. Он будет мне опорой, а я стану его другом… Я лягу в его в постель и…

У меня перехватило горло, и я замолчала.

Думаю, я действительно смогла бы все сделать для Николаса Эделтона… все, за исключением одного. Вероятно, раньше я бы согласилась на брак с любым приглянувшимся мне ухажером, но когда в моей жизни появился Седрик – такое стало невозможным. Я даже не в состоянии была произнести это вслух.

Седрик приподнял мой подбородок и бережно снял с моего лица сверкающую полумаску. Покидая бал в лихорадочной спешке, я позабыла ее снять, зато она скрывала слезы, которые наворачивались мне на глаза. Седрик стер их, обхватил мое лицо ладонями, притянул ближе, и мы соприкоснулись лбами. Исчезло все его ликование по поводу их с Николасом победы. Осталась лишь печаль – и желание, не меньшее, чем мое.

– Леди Уитмор…

– Нет. – Я прижала палец к его губам. – Не надо так меня называть. Теперь у меня другое имя. Я – Аделаида, жемчужина Блистательного Двора. Но помни, моя новая жизнь началась в день нашей встречи.

Он взял меня за руку и поцеловал каждый палец. По его телу пробежала дрожь, и он отвел взгляд.

– Ты не должна больше ничего говорить. Ведь завтра – твоя свадьба.

– И ты считаешь, что брак с Николасом изменит мои чувства? – Я высвободилась и заставила его снова посмотреть на меня. – Думаешь, если я стану чужой женой, я моментально воспылаю любовью к мужу? Разве ты не понимаешь, что я легла бы с тобой в роще под светом луны? Ради тебя я бы нарушила все законы – божественные и людские?

Я не могла сказать, кто начал первым целоваться. Может, никакого начала и не было. Похоже, это стало продолжением того, что произошло той звездной ночью. Очутившись в тесном кольце его рук, я уже не могла поверить, что каким-то образом прожила целую неделю, не дотрагиваясь до него. Но за эти семь дней я и впрямь не прикасалась к нему по-настоящему: нельзя же считать тайные и стремительные контакты пальцев или колен за обеденным столом! В Триумфальном я успела потанцевать с десятками поклонников, но никогда не ощущала и слабого подобия того, что чувствовала при одном лишь взгляде на Седрика.

Он подвинулся, прижимая меня спиной к окну, а я притянула его к себе как можно ближе. Я распустила ленту, которая стягивала его волосы, и они упали Седрику на лицо. Он нежно провел пальцами вдоль выреза моего платья и прильнул губами к моей обнаженной коже. Жаркое прикосновение его губ стало последней каплей, и я выгнулась навстречу ему. Он резко отстранился и тяжело задышал.

– Однажды ты мне сказала… – хрипло произнес он.

– Что я собираюсь сохранить невинность до свадьбы? – прошептала я. – Да. Я придерживаюсь этого принципа. Но я готова широко истолковать понятие «невинность». А если сегодня – последняя ночь, когда мне можно быть с тобой, то я собираюсь раздвинуть границы – и как можно решительнее.

Его губы вновь припали к моим, и от их настойчивости я задрожала. Его руки скользнули по моим бедрам и выше, пока не оказались у края лифа. Он провел пальцами по линии декольте и принялся распутывать сложную серебряную шнуровку, которая скрепляла мой наряд. Я как раз стаскивала с него камзол, когда дверь распахнулась.

Мира предостерегала меня о том, что чердачным окном в качестве лазейки мог пользоваться кто-то еще, но я неопределенно не ожидала, что наши пути с этим человеком пересекутся.

Мы с Седриком увидели Клару.

Глава 19

Было бы преуменьшением сказать, что дальше разразится обычный семейный скандал.

Прибыв в Адорию, я опасалась многих вещей. Я боялась, что меня принудят к нежеланному браку. Меня страшило, что кто-нибудь узнает мое настоящее имя – и тогда меня бесцеремонно отравят обратно в Осфрид.

Но больше всего я неизменно боялась, что Седрика повесят за ересь.

Мне никогда и в голову не приходило, что меня могут притащить в кабинет к Чарльзу и Джасперу и отчитывать за «непристойное поведение».

– Вы хоть понимаете, что вы натворили? – орал Джаспер. – Вы догадываетесь, что вы наделали? Вы, видимо, хотите нас погубить!

Мы с Седриком сидели рядом на жестких деревянных стульях, а Джаспер расхаживал перед нами, заложив руки за спину. Торн-старший напоминал мне судейского обвинителя. Чарльз прислонился к стене и с горестным видом вздыхал: похоже, брат Джаспера до сих пор не мог сжиться с подобным поворотом событий.

Время завтрака давно миновало: Джаспер продолжал распекать нас за «столь чудовищный проступок», и я чувствовала себя совершенно беспомощной.

Накануне ночью нас обоих отправили по комнатам, приставив наемную охрану на тот случай, если мы попытаемся убежать.

– По-моему, «погубит» – чересчур сильное определение, – спокойно отозвался Седрик.

– Неужели? – Джаспер остановился перед нами. В его взгляде пылала ярость. – Ты думаешь, люди останутся в неведении? Заверяю тебя, Седрик, о вашей выходке узнали почти все в «Глициниевой лощине»! Мы предусмотрительно заперли девушек, но прислуга и охранники, конечно же, в курсе! К вечеру новость разлетится по Триумфальному – и ни один адориец не подойдет к нашему дому! Я не наивен и понимаю, что некоторые из жемчужин попадают к нам отнюдь не скромными девственницами. – Джаспер перевел дыхание, а я мельком посмотрела на Чарльза – бедняга выглядел потрясенным до глубины души. – Но мы всегда сохраняли видимость чистоты, создавая у наших клиентов впечатление, что каждая из наших жемчужин целомудренна! – продолжил Джаспер. – А теперь появится явное доказательство того, что мы водим за нос будущих женихов! Но это – не так!

Обвинительная речь Торна заставила меня призадуматься. Я вспомнила свое ночное легкомысленное замечание о том, что я готова весьма широко трактовать термин «невинность».

– Ничего не было. – Несмотря на серьезность ситуации, Седрик сохранял хладнокровие. Может, это было связано с многолетним опытом, который Седрик приобрел, пытаясь побороть отцовское недовольство. – Целомудрие Аделаиды не пострадало.

Джаспер смерил меня взглядом, который мне очень не понравился. Я почувствовала себя… грязной.

– Неужели? – повторил он. – Трудно поверить. Судя по тому, что я слышал, ее одежда лежала на полу.

У меня запылали щеки.

– Ложь! Просто Клара хотела нам насолить. Она слишком сгустила краски.

– Ага! Ты хотя бы признаешь, что дело нечисто! – рявкнул Джаспер. – Но правда никого не интересует. Все перевернут шиворот-навыворот. Когда сплетня обойдет город, ты, Аделаида, превратишься в аланзанскую шлюху, которая разлеглась на траве! А местные станут сплетничать и перешептываться о том, что мой сын побаловался с одной из жемчужин! Люди будут думать, что так бывает всегда: дескать, любой мужчина имеет право продегустировать товар Блистательного Двора!

Я поежилась. Мне было неприятно оказаться «товаром», но резкие реплики Торна-старшего заставили меня увидеть происшедшее в новом свете. Судя по молчанию Седрика, слова отца тоже на него подействовали.

Увидев, что ему удалось нас задеть, Джаспер добавил:

– Да, меня считают бессердечным, думают, что я часто перегибаю палку в своей алчности, в стремлении получить прибыль. Может, люди и правы. Но у меня есть неписаный закон, который я соблюдаю всегда: я слежу за репутацией нашего Блистательного Двора. У меня – респектабельное, надежное предприятие! Но, видимо, мои усилия пойдут прахом.

– Я исправлю свою ошибку, – выпалил Седрик. – Я на ней женюсь.

– Седрик!.. – пролепетала я.